Украина: священник рассказывает о жизни в оккупации
Светлана Духович – Град Ватикан
«Я хочу сказать католикам всего мира: Бог ближе, чем мы можем себе представить. И еще прошу вас молиться за наш народ, чтобы мы все могли стать свидетелями не только руин, но и Божьего обновления». 34-летний грекокатолический священник отец Александр Богомаз решил поделиться своими мыслями почти два года спустя после того, как вспыхнул конфликт в Украине. После российского вторжения в течение девяти месяцев – вплоть до выдворения его оккупантами по обвинению в «разжигании расовой и межрелигиозной ненависти», отец Александр продолжал служить грекокатолической общине Мелитополя, города на юге страны, захваченного 26 февраля 2022 года. Эта община, основанная в 2010 году словацким священником о. Петером Креницким, активно развивалась: «Появлялись новые общины в окрестных городах и селах. В Мелитополе, где все началось с одного священника и трех прихожан, до 23 февраля 2022 года находились пять грекокатолических священников и один римско-католический. Мы проводили пастырскую работу с детьми и молодежью, открывали центры для одиноких стариков и инвалидов, помогали бездомным».
Большая часть членов этих новообразованных грекокатолических общин были бывшие политзаключенные с Западной Украины, депортированные советской властью в Сибирь на принудительные работы. После освобождения им запретили возвращаться в свои регионы, и они обосновались на юге и на востоке Украины. Было немало и тех, кто приехал из западных районов по работе после войны. «Было также много людей, которые прежде не имели никакого контакта с Церковью, не были крещены, и мы крестили их в зрелом возрасте, - пояснил священник. – Общины были небольшие, но крепкие. Безусловно, приходилось нелегко, нужно было всегда много трудиться, но у меня прекрасные воспоминания, ведь я провел там первые семь лет моего священства, и там был мой дом. Сам я из Херсона, мое село все еще оккупировано россиянами, а Мелитополь стал вторым отчим домом. Я бы очень хотел туда вернуться, я мечтаю об этом, молюсь и верю, что мы вернемся».
Как и многие украинцы, и не только они, перед вторжением Богомаз не верил, что вспыхнет война. «Вначале я задавался вопросами: почему? Что будет дальше? В чем мы согрешили больше других? Почему это зло поразило именно нас? Это было отчаяние…». Однако отец Александр не собирался теряться в мыслях и вместе с другими приходскими настоятелями взялся за дело, чтобы ответить на пастырские и гуманитарные вызовы. «Мы продолжали работать, хотя было трудно. Мы не знали, когда к нам придут, наденут на голову мешок и уведут. Мы знаем, что два священника-редемпториста в Бердянске (120 км от Мелитополя) находятся в плену уже больше года, и о них ничего не известно. Это могло произойти и с нами, и каждый день проходил в тревоге…». <…>
«Самое трудное во время оккупации, - вспоминает далее украинский священник, - было видеть, как некоторые предали свою родину и стали сотрудничать с россиянами. Было также тяжело смотреть, как агрессоры, ненавидящие землю, в которой я родился, вырос и которую так люблю, разрушили ее, как относились к людям, - будто это животные. Это было похоже на большой концлагерь… Оккупация – это огромный концлагерь, и все, что мы слышали о Северной Корее или видели в фильмах об СССР, мы увидели и пережили наяву».
Были тяжелые допросы: «На контрольно-пропускных пунктах было ужасно, - вспоминает отец Александр. – По воскресеньям я всегда служил литургию в Мелитополе, а потом я отправлялся в села и должен был пересечь несколько КПП. Много раз меня оскорбляли словами, и это было неприятно. Иногда я чувствовал моральное насилие, и сразу же должен был идти в приходы, где люди ждали от меня ободрения. Я помню, как однажды пришел в одну из общин и сказал: “Вы ждете от меня ободрения, но я прошу вас – успокойте меня, молитесь обо мне, потому что мне очень плохо внутри”. В то же время я никогда не видел такой взаимной поддержки, подобной той, что я испытал во время оккупации».
<…>
Утром 1 декабря 20022 года российские военные пришли к отцу Александру -уже в седьмой раз - и допрашивали его около трех часов. Потом отвезли его в Васильевку, на один из последних КПП, где сообщили о выдворении, обвинив его в «разжигании расовой и межрелигиозной ненависти». Путь по линии разграничения продолжался около 3 часов. Физически это было не то чтобы тяжело, но опасно: сверху пролетали снаряды, земля была покрыта минами, рассказывает пресвитер. Впереди – украинские позиции, позади – страдания и в то же время опыт человеческой поддержки и присутствия Бога. «Когда я пересекал эту зону, - вспоминает он, - я молился: “Господи, не оставляй меня, Ты так близок, я боюсь Тебя потерять. Понимаю, что там – свобода, но прошу Тебя: в этой свободе будь рядом, как был со мной в оккупации”».
<…>
«Должен признаться, что, хотя я священник, до войны я не верил до конца. А за эти два года я по-настоящему уверовал, что Бог меня любит. Это самое важное, что католики должны услышать сегодня: что Бог любит. Когда я верю, что Бог меня любит, я не боюсь. Это дает мне свободу, свободу совершать добро, приносить себя в жертву и даже отдавать жизнь, потому что я знаю, что Он примет меня».
