Н. Горячкин: «Ни одна война не может кончиться без примирения»
Николай Андреевич рассказал о работе над заключительным фильмом своей трилогии, посвящённой христианскому прощению и примирению, – одной из важнейших тем его творчества. Новая картина объединила несколько совершенно уникальных и малоизвестных историй военного лихолетья XX века.
Сначала я хочу напомнить о двух предыдущих фильмах нашего цикла «Прощение и примирение»: это «Сталинградская Мадонна» и «Крест или меч?». Оба этих фильма имели состоявшуюся судьбу, были показаны во многих странах, на многих христианских каналах, были удостоены призов престижных кино- и телефестивалей. Но дело, конечно, не в призах. Дело в том, что, как мне показалось, нам удалось пробиться к христианскому пониманию современного телезрителя. Что я имею в виду? Эти фильмы нельзя было смотреть как экшн, хотя они полудокументальные, полухудожественные, и истории, вошедшие в них, действительно уникальны. Вряд ли какой-то сценарий может предположить то, что случилось в годы войн XX столетия. Я надеюсь, что хотя бы на уровне христианского телевидения был услышан призыв к христианскому единству, потому что его герои – это и католики, и православные, и протестанты, священники и миряне.
В 2015 году Неделя молитвы о христианском единстве началась с показа в Европарламенте «Сталинградской Мадонны». Поэтому третий фильм продолжает и заканчивает трилогию посланием, которое очень несложно сформулировать, обратившись к Евангелию от Иоанна: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир даёт, Я даю вам. Да не смущается сердце ваше и да не устрашается» (14,27). Да, мир без Христа невозможен. Ни одна война не может кончиться без примирения – пусть недолгого, но ненависть должна уступить место если не любви, то хотя бы уважению к противнику. Как известно, ненависть бесплодна, но кому-то может показаться, что наши истории частные – они несопоставимы с историей войн, с итогами каких-то конференций, положивших конец войнам. Но я задал вопрос одному из своих героев, православному священнику, и спросил его то же самое: не слишком ли частны наши примеры, наши истории, истории побеждающий любви? И как мы можем жить вместе, когда миллионы жизней мы друг у друга отняли? Он мне привёл очень простой и, казалось бы, совершенно очевидный пример: «Европа объединилась, Европа сейчас единая». Да, прошло 80 лет после войны. Вот и в третьем нашем фильме есть несколько историй, абсолютно уникальных, на мой взгляд, и малоизвестных.
Начинается фильм историей из Первой мировой войны. Военнопленные – как правило, русские православные – и их охранники, в основном словенские католики; солдаты русской, немецкой, австрийской, итальянской армии вместе строят храм. Это маленькая часовня, маленькая деревянная часовня в горах, в словенских Альпах. Построив храм, они становится его прихожанами. На единственной сохранившейся фотографии того времени они все вместе, католики и православные, солдаты воюющих армий, заключённые и их охранники: они сидят вместе, обняв друг друга, потому что за ними стоит эта маленькая, хрупкая, деревянная часовня. Так все вместе они и погибли, снесённые лавиной, сошедший с Альп, так и оставшись в одной братской могиле. И уже ничто, никакие современные политические реляции и противостояния их не разъединят. Эта маленькая деревянная часовенка стала символом, где встречаются сейчас представители разных Церквей и разных государств, иногда президенты приезжают туда. И это ли не пример любви? Это ли не пример того, что в огромной войне, охвативший Европу и весь мир, мы всё равно приходим к этому очень скромному, почти невидимому в горах месту, где нас встречает любовь, любовь Христова? Мир без Христа невозможен.
Следующая история – из Второй мировой. Немецкий священник, католик Франц Шток (Слуга Божий, прим. ред.) служит в лагере для военнопленных, во французском Шартре, что в 70 км к югу от Парижа. Через него проходят идущие на казнь. Свыше двух тысяч человек, как правило, бойцов Сопротивления, получили последнюю Исповедь и последнее Причастие у о. Франца Штока. В конце концов сердце его не выдержало, оно было расколото этим служением, и в 47 году он умер. Но до этого, в 1945 году, он создал уникальную и крупнейшую в XX веке семинарию, семинарию за колючей проволокой. То есть прямо в лагере, сразу же после победы была организована семинария для немецкоговорящих бывших солдат, бывших пленных, и свыше тысячи человек со всей Европы стали её студентами. Эти люди сознательно шли за колючую проволоку, чтобы искать свой путь к Богу.
Несколько подобных историй из разных войн XX века сплетаются вместе, чтобы показать, что ненависть не всесильна, что рано или поздно она закончится и Христова любовь восторжествует. Невозможно строить будущее, невозможно даже жить настоящим, не прощая ближнего, как бы сложно это ни казалось. Невозможно строить мир без любви.
Недавно Папа Римский Франциск назвал происходящие сейчас конфликты мировой войной. Да, как бы мы ни хотели ограничивать их географически, политически, война идёт, война идёт прежде всего в душах людей, потому что правит ненависть. Вечный вопрос: «Как солдату, которому дан приказ, не убивать?». Я не могу на него ответить, но могу утверждать, что человек убивший должен каяться, нести покаяние.
Хочу рассказать историю, которая для меня стала как бы символом войны, покаяния и прощения, которые Господь дарует всем. Эта история меня глубоко потрясла. Я снимал в русской православной часовне в концлагере Дахау. В Дахау есть четыре храма по всему его периметру: это католический храм, протестантский, православный и синагога. И в православном храме – тоже маленьком, деревянном, как часовня в Словении на Вршиче, – я увидел икону, которая лежала рядом с аналоем. Очень простая, очень грубоватая икона с ликом, напечатанным на бумаге. Я спросил настоятеля о. Николая Забилича: «Как эта скромная икона оказалась рядом с писанными иконами?». А там есть действительно работы мастеров иконописи. И он мне рассказал историю, которая – как я уже упомянул – изменила мой взгляд на войну, на то, как жить после неё:
«Эту икону принёс мне пожилой немец, который сказал: ‘Я не знаю почему, но отец просил меня передать, после своей смерти, икону вам, в этот храм’. И рассказал историю своего отца, который вместе с товарищем бежал из лагеря для военнопленных где-то далеко в Сибири, в 4000 км от Германии. 45 год, едва закончилась война, и дойти 4000 км, конечно, было нереально людям без еды, одежды, документов. Они шли через лес, через русскую тайгу, и где-то наткнулись на избушку, в которой жила пожилая женщина, которая – не спрашивая, кто они, – накормила их, дала выспаться, отогрела, благословила в дорогу и дала эту иконку. Сняла её из своего красного угла, подарила иконку, чтобы она хранила их в пути на родину, в Германию. Эти два молодых солдата, два молодых парня, почти подростки, поплакали на её плече, но потом подумали, что она знает, куда они идут и кто они, и она может их выдать властям. И убили её, а икону взяли. И вот с этой иконой дошли до Дона, переправлялись через реку, и тот, кто убил её, утонул. А второй – отец немца, пришедшего в храм, – выжил, спасся. Прожил много лет, хранил эту икону, молился перед ней и каялся».
Я сказал о. Николаю: «Отче, вы держите икону рядом с аналоем, на иконе кровь». А он мне сказал: «И покаяние тоже, 70 лет покаяния».
Я думаю, что это наш общий путь: покаяться, осознать пролитую кровь, обиды, помолиться и принять Господню любовь.
