Голос жертв злоупотреблений

Ева Куш

Что говорят, чего ждут от Церкви, от «людей Церкви» те, кого в Церкви изранили?
На это сложно ответить однозначно, потому что каждый пострадавший индивидуален, у каждого своя история жизни как до, так и после душевной травмы. Одни говорят о ней сразу, другие – через несколько лет или даже через десятилетия. Некоторые встретили на своём пути того, кто им помог, другие же оставались наедине со своими страданиями.
Пострадавшие не молчат: одни громко требуют, чтобы им дали высказаться перед другими, другие со стыдом говорят в тишине кабинета психолога или со своими близкими. Одни кричат, другие говорят своим молчанием.
То, о чём я собираюсь написать, – это попытка собрать воедино голоса тех, кого я сопровождала, а также тех, кого я просила ответить на вопрос: «Чего они просят от Церкви?».

Во-первых, признать их существование

Человек, над которым надругались, сначала просто хочет ощутить, что он «есть», что он имеет право на существование со всей своей болью, страданиями и душевными ранами.  

Представитель Церкви, священник, нередко называющий себя «представителем Бога», относится к своим жертвам как к одноразовым предметам, убивая их человеческое достоинство. Часто он аргументирует свои поступки религиозными мотивами или утверждением, что «этого хотел Бог». Результатом становится насилие – не только над телом и психикой, но и над основами человеческого существования, уничтожение достоинства «ребёнка Божьего», крушение духовного опыта Бога-Любви у тех, кому он причинял боль. В жертвах погибает опыт Церкви как общины, потому что именно здесь происходит насилие, которого никто не предотвратил и на которое никто не отреагировал. Поэтому потерпевшие ожидают, что Церковь, в которой над ними наглумились, признала это зло не как вину грешника, которого следует простить, а как преступление, жертвами которого они стали.
Те, кого унизили, в первую очередь ждут, что их УСЛЫШАТ в их боли, гневе и беспомощности; иногда – в их смущении и в постоянных сомнениях, не виноваты ли они сами, а порой и в агрессивных обвинениях. Если они решаются прийти, то они надеются, что их встретят с внимательной заботой как ЛЮДЕЙ, говорящих о ране, нанесённой не только им самим, но и всей церковной общине. Они не хотят, чтобы с ними обращались как с просителями, нарушающими «святой покой», как с незваными гостями или даже как с противниками Церкви. Израненные люди ждут, что их примут не только «вежливо» и по всем правилам: они приходят в церковную общину, а не в правильно функционирующее церковное учреждение. Жертвы злоупотреблений хотят иметь право выразить как могут свою боль и страдания, которые они часто и глубоко скрывали годами. Они не хотят наставлений, но ждут, чтобы их приняли.
Пострадавшие ожидают справедливости: они хотят, чтобы чётко было сказано, кто виновник, а кто пострадавший. Они хотят, чтобы это услышали также те, кто защищают обвиняемого священника, их обидчика. А эти защитники нередко обвиняют пострадавших, потому что никто им не сказал правду, потому что было выбрано молчание – иногда из-за беспомощности, а иногда из-за неправильно понятой «защиты» Церкви, как будто правда о преступлении, о нанесённом ущербе поколеблет «веру малых сих». Жертвы насилия ожидают, что виновник понесёт справедливое наказание, ибо лишь такая мера будет для него шансом изменить поведение, обратиться. Пострадавшие хотят быть СУБЪЕКТАМИ канонического процесса, в котором судят их обидчика. Сегодня обвиняемый священник имеет больше прав, которых лишён потерпевший, и поэтому с жертвой снова обращаются как с кем-то неважным, будто дело вовсе его не касается.
Человек, пострадавший в Церкви, хочет иметь право выбора – остаться в Церкви или уйти из неё. Он хочет выбрать собственный путь. Его не нужно учить правильным отношениям с Богом: это уже сделал тот, кто причинил ему боль. Пострадавший надеется на уважение к своему выбору.
Опыт принятия, понимания, уважения, чёткого определения того, кто является виновником, а кто жертвой, помогает исцелиться, особенно когда это выражает и священноначалие.

Во-вторых, уважать темпы их «выздоровления»  

Раненые хотят исцелиться. Для этого им нужны время и помощь. Они не хотят, чтобы им указывали или диктовали, кто именно должен им помогать. Они хотят выбирать сами. И если им нужны деньги на психолога или юриста, то они хотят иметь право на такую помощь.
Те, кто остаются в Церкви, спрашивают: есть ли подготовленные священники, которые будут сопровождать их на пути к выздоровлению и в духовной сфере; не станут ли эти пастыри следующими, кто причинит им вред? Может быть, уже не сексуально, но навязывая свою духовность, свою религиозность, отправляя их к экзорцисту или силой заставляя прощать? Они не хотят, чтобы другой священник навязывал им что-либо: они уже испытали нечто подобное от собственного насильника, который навязывал им поступками и словами искажённый образ Бога, духовности, религии и Церкви. Они не хотят, чтобы кто-либо иной делал это под маской доброты и помощи. Им нужно время, чтобы залечить свои раны.
Жертвы сексуальных злоупотреблений нуждаются в человеке, способном наладить отношения, не причиняющие вреда. Надругавшийся над ними священник воспользовался их доверием, беззащитностью и открытостью. Теперь же они относятся к «другому» с глубоким недоверием. Церковь стала местом насилия над ними, поэтому они спрашивают: есть ли в ней место и для исцеления? Найдётся ли в ней место для них? Они крайне чувствительны к неискренности, недоверию или даже непониманию, что с ними делать, как к ним относиться и какое место им отвести в церковном учреждении, дабы они не становились «скандалом» для окружающих. Им нужна Церковь-Матерь, а не просто учитель. Они хотят Церковь, в которой получат право жить и выздоравливать в соответствии с собственными темпами.
Пострадавшие ждут, что община, пастырь которой надругался над ними, также получит помощь, ибо она тоже является «жертвой», израненной преступлением своего пастыря.
Люди, которых оскорбили в Церкви, не хотят на стадии выздоровления ещё раз говорить о своей беде и «давать свидетельство»: для них это равнозначно возвращению в «ад». Порой многие годы спустя наступает время, когда они хотят «изгладить» пережитое из памяти, нуждаются в разговоре об этом, но затем снова не хотят возвращаться к былому именно для того, чтобы исцелиться. Речь не идёт о том, чтобы забыть – такое забыть невозможно, – но они хотят идти дальше и не оставаться на месте.

В-третьих, учиться на их опыте

Пережившие насилие, а тем более «thrivers» (преуспевшие) на следующем этапе – это те, кто уже прошёл долгий путь выздоровления и может взглянуть на свой опыт со стороны. Поэтому они могут подсказать, где ошибки, а где слабости, из-за которых даже теперь священники злоупотребляют несовершеннолетними и уязвимыми людьми; где есть попущения в подготовке духовенства, в отношениях между священниками, вследствие чего пресвитеры ищут партнёров среди несовершеннолетних. Люди, перенёсшие злоупотребления, могут подсказать, что именно в культуре Церкви и её структурном измерении способствует очередному насилию над людьми. Они могут подсказать, как лучше всего помочь пострадавшим и какие ошибки в своей помощи до сих пор совершает Церковь. Наконец, они могут посоветовать, каким образом каждый может внести вклад в строительство более «человечной» Церкви, а не только институциональной. Они могут подсказать Церкви, как говорить с пострадавшими о Боге, Который был свидетелем этого зла. Их знания основаны на собственном опыте жертв злоупотреблений, но также на опыте долгого процесса исцеления. Они могут рассказать, как выглядит их пройденный путь к выздоровлению, и о том, чего они не замечали на его ранних стадиях.

Захотим ли мы, как Церковь, выслушать их?

Я попыталась отразить ожидания разных людей, искалеченных в Церкви, услышанные мной на различных этапах их «исцеления». Каждый из этих людей обращал внимание на самые важные личные аспекты. Наверняка, выслушивая других, можно увеличить список таких ожиданий. Долгие годы сопровождая тех, кто пострадал от духовенства и от других людей, я пришла к убеждению: чтобы их голос был действительно «услышан», нужны глубокие перемены в Церкви, которая часто принимает форму хорошо функционирующей религиозной организации. В Церкви, живущей лишь как «организация», наверняка будет возможно правильно принимать жалобы о сексуальном насилии, в ней будут прекрасные кодексы поведения по отношению к детям. Однако такая Церковь будет не только неспособна ответить на крики жертв, но и реально позаботиться о том, чтобы никто больше не пострадал – ни в коем случае, и не только со стороны духовенства. Исходя из определённой культуры «власти», культуры правильного формального управления, нам нужно показать образ Бога, Который есть Любовь и нежность, показать образ Церкви, которая принимает и обнимает. Возможно, стоит подумать, не является ли голос тех, кто изранен, отвержен и т. д., пророческим голосом, который может помочь нам в обращении.

Биография:
Доктор Ева Куш работает психотерапевтом, является членом Ассоциации польских психиатров и была президентом Катовицкого отделения Ассоциации католических психиатров. Принимала участие в качестве слушателя в 12-й и 13-й пленарных сессиях Архиерейского синода в Риме. В 2012 году участвовала в ватиканском симпозиуме «На пути к исцелению и обновлению» для представителей епископских конференций всего мира по вопросу сексуального насилия над несовершеннолетними. Соучредитель Центра защиты детей при Игнатианской академии в Кракове, где с 2014 года занимает должность заместителя директора по учебным программам. Член оргкомитета первой международной конференции в Польше, посвящённой проблеме сексуального злоупотребления детьми в Католической Церкви (2014).